Алиса в Стране чудес и в Зазеркалье - Страница 78

ЛЬЮИС КЭРРОЛЛ

Фотография работы друга Кэрролла Реджинальда Саути

С наступлением нового века сказка Кэрролла (речь идет, конечно, об обеих «Алисах») получает новое осмысление; становится очевидно, что она гораздо больше, чем произведение одной лишь детской литературы и что круг ее воздействия очень широк. Видные писатели признают свой долг перед Кэрроллом; его сказочные образы все больше и больше проникают в литературу «для взрослых» и высокую поэзию; его неологизмы входят в словари и живую английскую речь; о нем размышляют писатели и критики самых различных направлений; ему посвящают свои произведения. В странах английского языка сказка Кэрролла занимает одно из первых мест по количеству упоминаний, цитат и ссылок, уступая лишь Библии и Шекспиру. Происходит «втягивание» двух небольших детских сказок в серьезную литературу, взрослую классику.

Сказка Кэрролла представляет собой в этом смысле разительный пример обратной «миграции». На протяжении веков традиционным путем развития детской литературы было включение «взрослой» классики в круг детского чтения. Народные сказки и баллады, рыцарские и плутовские романы, «Гаргантюа и Пантагрюэль», «Гулливер» и «Робинзон Крузо», Диккенс и Стивенсон, Честертон и Киплинг осваиваются детьми, становясь в известном смысле — поначалу в переработанном или сокращенном виде, позже, особенно с наступлением XX в., нередко полными оригинальными текстами — их достоянием. Процесс этот, который хочется порой назвать «узурпацией» — настолько энергично, даже по отношению к неадаптированной литературе, действуют дети, — вряд ли стоит понимать однозначно: «исчерпанные» взрослыми произведения и темы с течением времени, словно платье с родительского плеча, переходят детям. Скорее следует говорить о том, что произведение получает нового адресата, не теряя в то же время полностью и старого, и начинает функционировать на двух уровнях, взрослом и детском. Само собой разумеется, что для такой «миграции» (употребим этот термин условно, ибо, обретая новую «сферу функционирования», произведение не покидает и старой, а лишь по-иному реализуется в ней) оно должно обладать совершенно особыми свойствами и, конечно, отвечать также различным историколитературным требованиям «узурпирующей» эпохи.

Сказочная дилогия Кэрролла об Алисе — едва ли не единственный в истории литературы пример произведения, написанного первоначально для детей и «узурпированного» впоследствии взрослыми. Самый факт «узурпации» (при сохранении и первоначальной сферы «функционирования») был признан достаточно широко уже в 1932 г., когда Англия отметила столетие со дня рождения Кэрролла национальными торжествами, завершившимися присуждением оксфордским колледжем Крайст Чёрч, с которым была связана вся научная жизнь Кэрролла, почетной докторской степени восьмидесятилетней миссис Харгривз — Алисе Лидделл, вдохновившей некогда писателя на создание его сказки.

В середине XX в., отмеченной научно-технической революцией и важными достижениями в области психологии и философии, сказка Кэрролла обнаружила и свой глубокий естественнонаучный и философский подтекст, на который, правда, указывали и ранее такие прозорливые мыслители, как Бертран Рассел. К ней обращаются математики и физики, психологи и историки, философы и логики, находя в ней немало материала для своих специальных раздумий. Среди них имена таких ученых, как А. С. Эддингтон, Климент Дьюрелл, Уоррен Уивер, Эрик Партридж, Роберт Сазерленд, Элизабет Сьюэлл. В последние годы было сделано несколько попыток созвать «симпозиумы» — пока что заочные — представителей различных отраслей знаний, которым книга Кэрролла дорога не менее, чем историкам литературы или просто читателям: детям и взрослым.

Необычайная судьба сказок об Алисе отражает во многом необычайный характер их создателя и предложенного им жанра, а также особые историко-литературные контексты, порождением одного из которых они были и в которые они позже вписывались. «Книги имеют свои судьбы» — выйдя из рук своего создателя, они обретают порой смысл, далекий от субъективных намерений автора, становясь частью все новых и новых историко-культурных построений, играя свою, подчас неожиданную, роль в литературных баталиях будущего. Никто не понимал этого лучше самого Кэрролла, который как-то заметил: «Слова, как вы знаете, означают больше того, что мы имеем в виду, пользуясь ими, а потому целая книга означает, вероятно, гораздо больше того, что имел в виду писатель…».

Такова «Алиса» Кэрролла: спустя столетие после своего рождения, она живет — «живее некуда», как сказал о ней один из англосаксонских гонцов, обнаруживая все новые и новые значения.

* * *

Несмотря на то, что о Кэрролле написаны многие тома, приходится призвать, что биография его на деле изучена очень мало. Исследователи вынуждены ограничиваться скудными сведениями, восходящими к весьма немногочисленным источникам. Это, в первую очередь, воспоминания его племянника С. Д. Коллингвуда, опубликованные через год после смерти писателя, которые были составлены в строгом соответствии с викторианскими канонами семейных мемуаров, а также записи людей, знавших Кэрролла детьми или встречавшихся с ним в Оксфорде. И те, и другие представляют Кэрролла весьма односторонне. Не менее односторонни появившиеся позже психоаналитические штудии, содержащие подчас интересные биографические материалы.